— Ну, — подмигнул дядь Паша. — Чего ты в своей женушке больше всего любишь?

— Задницу, — мрачно отозвался я, все снова грохнули смехом.

— Целуй в попу! — проскандировали хором.

Сучка Барби повернулась спиной и даже чуть задницу оттопырила под аплодисменты. Я пригляделся — ягодицы обтянуты чёрной кожей. Голышом конечно лучше бы, но ладно, и так сгодится. Наклонился и… исполнил свою мечту. Цапнул. Барби пискнула, вырвалась.

— Шалун, — погрозила мне пальцем Марта Андреевна. — Люблю таких…

Я сбежал в дальний конец зала. Через час играли и пили все, даже скучный ведущий и томная певица. Пели хором, жгли бенгальские огни и смеялись. Меня нашла бухгалтерша, грузно уселась рядом и залпом махнула шампанского.

— Устала… — обмахнулась ладонью и продолжила. — Зачем ты её прятал от нас? Такая девочка чудесная.

Я ударился лбом о стол и решил так и полежать, видеть никого не желаю. А Марта Андреевна меня по волосам погладила… С Барби я встретился в туалете. Стояла в общем тамбуре и освежала помаду на губах. К тому моменту я так устал, что сил злиться уже не было. Завтра.

— А если бы мы стояли наоборот, — сказал я. — Тебе бы пришлось выбирать, что ты во мне любишь. Что бы ты выбрала?

— Я люблю, когда ты молчишь, — отозвалась Барби не глядя на меня.

— Я молчу, когда мой рот занят, — похабно продолжил я. Пьяному то море по колено. Губы выпятил уточкой и велел — целуй.

Барби вздохнула, поднялась на цыпочки и правда чмокнула меня в губы. Только так мне не нравится. Мало. Поэтому я Барби поймал и недолго думая зажал в углу. За ягодицы в чёрной коже приподнял, шорты жалобно скрипнули. И поцеловал так, как нужно, и непонятно, от чего башка так кружится, то ли от алкоголя, то ли от губ её…

— Аверин, — вздохнула Барби ускользая. — Ты просто филиал ликеро-водочного завода.

Я не обиделся, она ушла, а я всё ещё смакую малиновый привкус во рту. То ли помада, то ли Барби такая сладкая… Завтра жалеть буду, да и плевать, хуже вечер уже не станет. Оказалось, станет. На улицу мне помогал выйти дядь Паша.

— Я уже прямо и не знаю, рожать ли от него ребёнка, — вздохнула Барби. — Пьющий папа горе в семье.

— Рожать конечно! — испугался инженер и бросился меня защищать. — Он у нас знаете какой ответственный? Лучше всех! И не только ведь за себя радеет. Два мусороперерабатывающих комбината открыл!

Мы остановились перед красной букашкой Барби.

— Я туда не пролезу, — испугался я.

— Пролезешь, — мрачно сообщила Барби.

И правда, пролез. Просто ноги нужно подогнуть, чтобы колени не мешали. А ещё всю дорогу молиться, потому что водит Барби так, что только молиться и остаётся.

— А ты у нас, оказывается, мусорщик, — протянула Барби.

И засмеялась, а я очень пожалел, что не прихватил из ресторана бутылку виски.

Глава 15. Аня

На мой взгляд, вечер прошёл очень мило, однако Аверин изволил обижаться. Обижаться и одновременно страдать жутким похмельем тот ещё квест, но мой упорный муженек справлялся. Через два дня ожил и повёл себя ещё более чем странно — засел у деда в кабинете. Туда мы не ходили вовсе, ибо сквозило страшно, однако сидит, шелестит бумажками.

— Ты думаешь, дед припрятал один из миллионов в ящике стола? — скептически поинтересовалась я заглядывая к нему.

— Шла бы ты, — почти миролюбиво ответил он. — Скопившаяся тут вековая пыль вредна для женщины планирующей дитятко.

Я фыркнула и правда ушла. Больно мне нужен Захар с его заморочками, у меня Мальвина есть, а она существо куда более благодарное. И милое. Однако расслабиться не вышло. Как только Аверин уехал по делам я тоже пробралась в кабинет. Что он тут ищет? Ничего интересного. Записные книжки двадцатилетней давности, старые документы, письма в пожелтевших от времени конвертах. Ничего интересного, одна лишь пыль, вон и Мальвина расчихалась, а ребёнка, пусть и кошачьего, надо беречь.

— Всё же это очень подозрительно, — резюмировала я.

А вечером Аверин притащил букет цветов, неприлично огромный и шткарный. Не мне. Сиял, как медный таз начищенный до блеска. Букет был солидный, влез только в ведро.

— Поставила бы пирог, — посоветовал он. — Гости будут.

— С чего это ты решил? — насторожилась я.

— Вилку уронил, — хмыкнул он.

Вилка — к приходу женщины, хоть конечно я ни Аверину не верю, ни приметам. Пирогов естественно печь не стала, ещё не хватало. Мандарины есть в холодильнике, пусть жрёт. Но насторожилась ещё пуще прежнего, и мало того, решила сбежать из дома. Береженого бог бережёт. Только не успела. Уже натянула джинсы и свитер, когда в дверь позвонили.

В гостиную вышла. Захар читает Достоевского, Мальвина спит, телевизор, который никому не нужен бубнит тихонько. А в дверь позвонили. Кто там? Вроде идти открывать нужно, но страшно. Наверняка сосед. Или Лина притащила очередные пинетки. На крайний случай — Вова. Отчего же так Аверин сияет?

— Открывай, — хмыкнул он.

Гад. Я на цыпочках прокралась к двери, выглянула в глазок. И сердце пропустило пару ударов, потом бросилось частить, нагонять ритм. За дверью стояла мама. Моя мама, родная, единственная, очень меня любящая, очень злая, просто невозможно. Я это по глазам вижу. Пощады не будет. И тихонько прячусь назад.

— Открывай, — говорит предатель.

— Давай сделаем вид, что нас дома нет, — шёпотом попросила я. — Может уйдёт. Может, все обойдётся.

— Вряд-ли. Я же только полтора часа назад её к нам в гости позвал.

Встал, прошёл мимо меня, дверь открыл. Я конечно Аверина терпеть не могу, сейчас особенно, но все же за его спиной спряталась. Спина широкая, я маленькая, может, не найдут…

— Добро пожаловать, — пропел предатель. — Мы вас так ждали!

Мама вошла в квартиру молча. Это ужасный признак, в моей маме миллион слов и миллион поводов высказаться. Молчит, значит дело худо. Молча пуховик сняла, вжикнула молния сапог. Мальвина выбралась из гостиной посмотреть кого к нам принесло, стоит в дверях, сладко зевает.

— Замуж, значит, вышла? — спокойно спросила мама. — Так?

— Так, — подтвердил Захар. — А я говорил вас пригласить, а Анечка не хотела. С трудом ваш номер телефона у деда нашёл в записной книжке!

— Вертихвостка, — выдохнула мама накручивая себя до предела.

Всё, что я успела — метнуться в ванную, когда Аверин шагнул в сторону и запереться. Даже свет не включила, выключатель в коридоре. Глаза зажмурила, хотя и так темно, и даже уши закрыла, хотя и так все прекрасно слышно.

— Мама, ты не можешь лупить меня при ребенке! При котёнке, то есть, — торопливо поправилась, пока она чего не нафантазировала. — Да и авторитет мой уронишь в глазах мужа.

Аверин, предатель, хмыкнул довольно. Думает, отомстил за корпоратив? Он плохо знает баб, капиталист доморощенный!

— Мужа, говоришь, — протянула мама.

А потом такое выдала, что даже папа, а он тот ещё матершинник, ею бы возгордился. Ещё минут пять мы с мамой вяло переругивались. Это Захар мою маму не знает, а я знаю. Ей главное пару минут не дать никого убить, а потом она успокоится. В конце концов я у неё единственный ребёнок, а внуков ещё нет. Я ей ещё пригожусь.

— Выходи, — наконец сказала она. — Чайник ставь. Я успокоилась.

— Точно? — на всякий случай уточнила я.

— Точно.

Я осторожно вышла, но убедилась — мама и правда успокоилась. Прошла на кухню, чайник поставила. Мама занималась тем, чем всегда занималась у меня — инспекцией. Прошлась по квартире, поцокала, что пыльно, что сами обжиться не успели, а уже животину завели, что все у нас не по человечески. Потом добралась и до кухни, вместе со своей свитой в лице Аверина и Мальвины. Холодильник открыла.

— Мандарины, — мрачно констатировала она. — Горчица и засохший сыр. Ты чем мужа кормишь?

— Мама, — оправдалась я. — Как муж зарабатывает, так и кормлю. Нет, ничего не скажу, премию он перед новым годом получил, но кто ж знал, что он её пропьёт? О таком меня не предупреждали.