После новогодних морозов пошли ветра, а затем природа решила порадовать нас снегом. От души прям. Утром выкопал машину из сугроба, а сейчас снова копать, чтобы обратно её туда поставить, светать уже скоро начнёт, а я с лопатой… Перчатки снова потерял, ладони мёрзнут, зато работается гораздо быстрее. А в квартире тихо и пока ещё совсем темно, утро не вступило в свои права полностью. Тепло расслабляет, хочется просто рухнуть на свой продавленный диван и выключиться, но…

Иду, заглядываю через приоткрытую дверь в комнату Барби. Темно совсем, черт могу сломит. Ругаюсь шёпотом, иду, стягивая на ходу одежду. Спать хочется, да, но перед Барби устоять невозможно. Она такая… тёплая. Мягкая во всех необходимых местах. Податливая, словно тающий воск и одновременно строптивая. Пока есть возможность, нельзя её упускать, потом жалеть буду, сейчас уже жалею.

Натыкаюсь на котёнка, хватаю пушистого за шкирку, спускаю на пол. Он понятлив, после того, как мы едва не задавили его нечаянно во время секса, на постель не лезет. Задирает хвост трубой и обиженно уходит менять место дислокации. И наконец Барби. Тёплая, спящая. Не могу удержаться, лезу холодными руками к ней под одеяло, она вздрагивает и просыпается. Задираю футболку, сжимаю ладонями грудь, от холода соски съеживаются, а кожа идёт мурашками.

— Холодно, — шепчет сонная Барби. — Ты где был долго так?

И раскрывает для меня объятия, я втягиваю сосок в рот — теперь нужно отогреть. Короткими поцелуями поднимаюсь по шее, к лицу, чмокаю в нос.

— Ездил в область, там третий комбинат к открытию готовят…

Лгу, конечно же. Смешно, но мне стыдно признаться, что я таксую каждый вечер, а в выходные почти всю ночь. И сонная Барби мне особенно нравится тем, что не задаёт лишних вопросов. Стягиваю с неё трусы, отбрасываю в сторону, раздвигаю ноги. Касаюсь промежности, скольжу пальцами — уже готова. И толчком вхожу внутрь.

— Захар! — вскрикивает она. — У тебя даже член ледяной!

Смеётся и обхватывает мою спину ногами, и её кожа кажется просто обжигающе горячей. Затем, когда все заканчивается, я ухожу. Смешно, но мы трахаемся, но не спим вместе. Падаю на диван, как и мечталось, в комнату уже вползает серый, поздний зимний рассвет. Простыни неприятно холодят разогретую кожу. Зато котенок спит рядом. Причём с Барби он спит в ногах, а у меня строго на подушке.

Барби пришла в несусветную рань, ей то хорошо — выспалась. Залезла ко мне диван, засунула ноги под одеяло и прижала к моему богу ледяные ступни. Мстя.

— Сколько можно спать?

— Уйди, женщина, — промычал я в подушку. — Работы много, устал.

Даже две, по факту. Никуда Барби не ушла. Зашумела чем-то, зашуршала. Я выглянул из любопытства — сидит, разглядывает упаковку презервативов.

— Как так вышло, — задумчиво произнесла она. — Что трахаемся мы как кролики вторую неделю, а в упаковке все ещё семь презервативов?

Вид у неё был такой озадаченный, что я поневоле засмеялся. Денег у меня конечно нет, но презервативы — святое. Содержимое упаковки я пополнял регулярно.

— Ты чего? — удивилась Барби.

— Блондинка, — хрюкнул сквозь смех я.

Она обиделась и толкнула меня уже отогревшейся пяткой. Пятки были маленькими, но пинали весьма ощутимо. Затем ушла, хотя я уже был не прочь проснуться до конца и потратить ещё один презерватив. На кухне зашумело, загремело, потом закрылась дверь и звуки стихли. Я натянул одеяло на голову, отсекаясь от солнечного света и снова уснул.

— Ешь, — велела она через несколько часов и поставила передо мной тарелку.

К тому времени я успел принять душ и соскоблить трехдневную щетину. Сейчас сидел за столом и скептически разглядывал содержимое тарелки. Нет, выглядело оно вполне аппетитно — сочный жареный кусок мяса, горка овощей, стручковая фасоль, хрустящие ломтики картошки, но…

— Это с подвохом, да? — спросил я. — Что там? Перец чили? Хрен? Вассаби? Драконья отрыжка?

Барби стояла рядом со столом, и так, как я сидел, то надо мной возвышалась. Футболка сползла с одного плеча, почти обнажив грудь, а она даже не замечала. Происходило страшное — мы друг к другу привыкли.

— Мелковат мужик пошёл, — покачала головой Барби. — Даже чёрного перца не добавила. Ешь, а то мне тебя жалко.

Конечно, я очень не любил, когда меня жалеют, такого всего из себя прекрасного, умного и состоявшегося. Особенно — Барби. Но мясо пахло просто оглушительно и я не устоял. Вообще, у меня на этот день огромные планы, учитывая, что ночью снова таксовать. Весь день я планировал провести на своём скрипучем диване, причём в обнимку с Барби.

— Я пришёл, — сообщил я, расправившись с едой и войдя в спальню.

Барби сидела на постели. На коленях клубком свернувшись спит котенок. К слову котенок, который совсем недавно был похож на умирающего мокрого цыплёнка, сейчас оперился. То есть — распушился. Подрос, бока отожрал, с ними немало наглости. Приоткрыл один глаз, меня увидел, вытянулся всем телом, коготки выпустил, чуть царапнул нежную девичью кожу, всем видом говоря — ты тут так, для развлечения, а вот я то навсегда.

— Как я должна реагировать?

Барби отложила книгу, посмотрела на меня с любопытством. Котенок изящно перевернулся на бок и тоже на меня смотрит. Я развёл руками.

— Сказать, что соскучилась по моим мужественным рукам, — подсказал я. — По моему великолепному телу… Что желаешь оседлать меня, как жеребца и пуститься вскачь в неведомые дали, но я согласен и на минет. А ещё запереть это наглое животное на кухне.

Кот, словно понимая, что речь идёт о нем, зашипел сердито, показав острые зубки, а Барби покачала головой.

— Животное останется тут, — категорично заявила она. — Мальвина милая. А если кто у нас обнаглел, так это ты. Я все сказала.

И взялась обратно за свою книжку, даже рука не дрогнула.

— И что, никакого секса? — недоверчиво переспросил я.

— Вообще никакого, — отрезала Барби.

Я фыркнул и ушёл к себе — больно нужно было. Правда, я планировал весь день трахаться, поэтому других планов нет. Ничего, придумаю. Например — попью кофе. Ещё можно покурить. Попытаться читать. Постараться не завидовать коту, что лежит на её коленях. Осознать, что я и правда животное, причём озабоченное. Хватило меня на час.

— Барби! — позвал я. — Ты в курсе, что мы скоро разведемся? Скучать будешь по супружескому задорному сексу. Жалеть, локти кусать, а поздно.

— Клоун, — отозвалась она.

В оппозиции друг к другу мы были до самого вечера. Я затосковал — скоро уже уезжать и практически до утра катать по городу пьяных людей. Мне нужен был допинг, а Барби самый лучший допинг.

— Что мне нужно сделать? — поинтересовался я. — Чтобы ты сменила гнев на милость?

— Я даже не знаю… не быть таким козлом?

— А варианты реальнее есть?

Она задумалась. Я сижу на своём диване, она у себя в комнате, дверь открыта, ибо если запереть Писюн будет орать.

— Давай поговорим.

Я глухо застонал — воздержание не такая уж ужасная штука, как казалось.

— О чем?

— Ты меня так давно и упорно ненавидишь. А почему?

— Полегче у тебя вопросов нет?

Тишина. Ну, вот что ей сказать? Ненавижу за то, что олицетворяла собой все то, что у меня не было? Нормальность например. Она была из абсолютно нормальной семьи. Ещё Барби умела заводить друзей, а меня все считали высокомерным ублюдком. За то, что её все любили. Ненавидел за постоянное желание её потрогать — с ним я до сих пор так и не справился. Ненавидел за взгляд, в котором колючки. У Барби всегда для всех находилась улыбка. Кроме меня.

— Помнишь, при нашей первой встрече, мне десять было, кто-то разбил стекло, а ты сказала, что это я…

Барби засмеялась. Она смеялась так долго, что смех перетек в икоту, а остановиться все так и не могла, мне пришлось сходить и принести ей стакан воды. Она пыталась даже пить и смеяться одновременно. Потом вздохнула глубоко и попыталась остановиться уже.

— Ты больной сукин сын, — констатировала она. — Конечно не помню. Кто вообще помнит такое? Ну, кроме тебя. Но в таком случае зачем ты позвал меня на свидание?