— Ага. Но если очень хочешь быть полезным съезди к дяде Васе, у меня времени нет.

Я бы заподозрил её в том, что она просто меня дразнит, но не выходило. Умылась, Собрала волосы в хвост, даже губы рисовать не стала, собралась уйти. В субботу, в десять утра, а ведь у нас сложилась славная традиция всю субботу трахаться.

— Ты так зла на мою выходку? — спросил я.

— Какую?

Спросила — вскользь, будто и правда не помнит, а у меня синяк уже зелёным налился.

— Неважно, — махнул рукой я.

Барби кивнула и ушла. С ней явно что-то случилось. Она… словно стала зомби. То есть ходит, руки ноги шевелятся, а сама словно не живая, и глаза пустые, потому что мыслями плавает где-то глубоко внутри себя. Несколько дней я ждал, рассчитывая на то, что проблема сама рассосётся. Не приставал, хотя очень хотелось. Не задавал лишних вопросов. Ударился в работу. И… ничего не изменилось. А это меня очень пугало. Мне хотелось вернуть прежнюю Барби хоть ненадолго, на те отпущенные нам общие недели, что остались до разрешимой даты развода.

— Скажи мне, что с тобой происходит, — наконец не выдержал я.

Она подняла на меня равнодушный взгляд и пожала плечами.

— Ничего… Совершенно ничего. Ты был у дяди Васи?

Вечером ко мне пришёл кот, до этого полностью меня игнорировавший. Всё, на что он был согласен это принимать от меня еду, когда хочет жрать, спать на моей подушке и одежде, чесать когти об мой диван. А тут пришёл, боднул ласково пушистым лбом, заурчал, как трактор. И я понял — если уж меня начал жалеть кот, значит дело совсем худо.

— Надо что-то делать, — заключил я.

Самое лёгкое — вывести Барби из себя, я этим занимался первые десять лет своего знакомства, сейчас у неё конечно иммунитет, но попытка не пытка. Решил пойти проторённым уже путем. Барби закинула в машинку что-то светло розовое и ушла, я прервал цикл стирки и закинул туда же новую ярко-синюю лежанку кота и запустил снова.

Она могла бы психануть, да. Могла бы рассмеяться. Могла бы сказать что-то хлесткое и обидное. Но… не стала. Лежанку достала и поставила для кота, а ставшую серо-буро-малиновой тряпку бросила в мусорное ведро. Молча.

На следующий день я разобрал мотоцикл. Основательно, так, что боюсь собрать его обратно будет не под силу уже никому вообще. Я старательно курочил его два часа, когда входная дверь хлопнула я даже вздохнул с облегчением — утомился.

— Хочу на выставку с ним, — доверительно сообщил я. — Нужно сделать из него конфетку. Только, блядь, ни хрена ничего не понимаю. Ты не поможешь? Все же ты инженер…

Представляете, насколько сложно мне было выставить себя идиотом и попросить помощи? Но Барби не оценила.

— Некогда, — спокойно сказала она. — Ты мелкие детали собери, Мальвина будет играть и может пораниться или подавиться.

И пересекла комнату осторожно перешагивая через разложенные запчасти. Я понял — отчаянные времена требуют отчаянных мер. Подхватил тёплую тушку кота — за эти месяцы он порядком откормился и теперь даже тяжеленьким был, и понёс на кухню вместе с лежанкой.

— Тут сиди, — велел я. — Нечего уши греть.

Заглянул в шкаф. Тарелки мы купили — всего три штуки. По одной на каждого и одну про запас. Несолидно как-то, поэтому я прихватил ещё кружек. Барби сидела на постели и смотрела в одну точку. Говорю же — зомби. Я устало вздохнул и размахнувшись бросил тарелкой о пол. Оказалось что это неожиданно громко. И весело — я никогда ещё сознательно посуду не бил, если только случайно. Барби вздрогнула всем телом, словно я из транса её вырвал.

— Ты чего творишь? — удивлённо воскликнула она.

Ну, вот, уже какие-то эмоции. Все же бабы весьма умны и посуду явно не просто так бьют, нужно будет взять на вооружение.

— Действую по твоей методике, — пожал плечами я. — Буду бить посуду до тех пор, пока ты со мной по человечески не поговоришь.

И кинул ещё тарелкой. Потом — кружкой. Кружки бьются не так весело, зато соседка оживилась и внесла в хаос лепту — трахнула по батарее.

Толстобокую чашку в горошек мне стало жалко, а вот ту, на которой нарисован дед Мороз разбил. Таким образом мой запас посуды исчерпал я очень быстро.

— И чего ты хочешь? — спросила Барби. — Секса? Ну, давай.

У самой взгляд колется, злой. Встала, начала снимать одежду и неторопливо складывать её на краешек постели. Я поневоле за любовался, черт, ею невозможно было не любоваться.

— Идиотка, — с чувством сказал я и вышел из комнаты хлопнув дверью.

Хотя справедливости ради — секса хотелось. Очень. Но не подачек, которые бросают, словно кость голодному псу. Перетерплю. Детали несчастного мотоцикла я сгреб в одну кучу в углу квартиры и накрыл пледом, чтобы Писюн не сожрал чего ненароком. Мне срочно был необходим совет и я отправился за ним в бар, про который несколько позабыл в сексуальном марафоне. Мне повезло и на смене был Сашка. Теперь его прическа несколько изменилась и напоминала холеный блондинистый эрокез.

— А я думал у вас все хорошо, — искренне удивился он. — Не пьешь, на шее вон засос.

— Это старый, — недовольно ответил я. — Теперь только им и гордиться.

— Не даёт? — хмыкнул молодой гад и подмигнул.

Ну вот, я думал искать сочувствия и совета, а надо мной издеваются. Правда порция виски со льдом несколько примирила меня и с действительностью, и с барменом.

— Её как подменили, — делился я наболевшим. — А я… привык уже к ней. Нам по договору можно развестись через три месяца, тогда деньги коммунистам не уйдут, а кому-то из нас. Третий месяц уже идёт, а она…

— Я бы посоветовал поговорить с тем, кто ее хорошо знает, — пожал плечами Сашка.

Я представил грозную маму Барби и едва удержался от желания перекреститься. Одно радует — разведемся мы до её юбилея, во всем надо видеть плюсы. И я хотел этого развода, очень хотел. Но ещё я хотел Барби, а у нас меньше месяца осталось.

— Я не знаю её друзей, — покачал головой я. — Если только бывшего… Но как ты себе это представляешь?

— Хороший виски творит чудеса…

Тут я с ним согласился и по этому поводу выпил ещё несколько бокалов. Домой шёл пьяным, но отнюдь не весёлым. Ступеньки упрямо скакали, отказываясь ложиться под ноги, меня подташнивало и голова кружилась. Мысль о том, что для нахождения общего знаменателя нужно пить с Ромочкой уже не прельщала. Ботинки я стянул в темноте, едва не упав и наступив на хвост несчастному коту. Тот завопел так, что соседка снизу наверняка подпрыгнула, я нашарил выключатель и щёлкнул им. Писюн сидел у двери на кухню и смотрел на меня с негодованием. Я примирительно развёл руками, а он презрительно зашипел показав острые зубы.

— Всё вы, девочки, одинаковые, — сказал я, впервые признав кота девочкой и сам удивившись этому факту. — Злые. И имей ввиду, я не стану называть тебя Мальвиной. Была Писюном, станешь Писюлькой.

И пошатываясь ушёл к себе на диван, рухнул, и некоторое время наслаждался вертолетами. Утро было не сладким. В голове трещало и звенело, даже конечности хотели трястись, но я собрал их в кучу и добрел до душа. Вернувшись увидел, что на свитере, который я вчера бросил на пол лежит аккуратная маленькая какашка.

— Гадкие мстительные девчонки, — проворчал я и свернув свитер отнёс его в мусорку.

В перспективе мне грозило остаться вообще без одежды, я уже опасался её сюда привозить. Ничего, скоро можно будет развестись, с неожиданной злостью подумал я, глядя на Барби, которая пила кофе залипая в телефон и совершенно не обращая на меня внимания. А ещё вдруг понял — встречусь с Кеном, скольких нервных клеток бы эта встреча мне не стоила.

— Ты был у дяди Васи?

— Был. Полтора часа объяснял ему, кем вообще прихожусь ему, запутался сам, пришлось рисовать родословную.

Барби даже не улыбнулась. Только велела привезти дядю в нужный день, потому что существовал риск, что вместо дачи он нечаянно уедет на Новую Землю — память у него чудила, а острова, на которых он когда-то служил, неудержимо манили. Я налил себе крепчайшего кофе и старательно им давился. В мозгах прояснилось, по крайней мере я вспомнил, что Кен, в последний свой приход насильно пихнул мне свою визитку. Очень странный молодой человек, бывший муж моей жены.